Note. КИАР - Корейский институт аэрокосмических разработок, Ким Сынчжо - его президент.
читать дальшеЭто должно было произойти внезапно, без какого-либо предупреждения, в который раз доказав, что человеку не дано предвидеть свою судьбу. Все провидцы мира сотни раз ошибались с концами света, но – возможно – они делали это специально, с целью подарить человечеству ложную надежду в долгое и безоблачное будущее? Было ли это проклятие богов, или часы жизни планеты были сочтены, как у любого другого живого существа, но приближающийся 22 декабря к Земле метеорит размером с половину Меркурия был горькой насмешкой над людской самоуверенностью.
КИАР не включали систему экстренного оповещения, телевизионные каналы молчали и продолжали обсасывать новости то о первой в истории страны женщине-президенте, то о новорожденных белых тигрятах. Больше не стоит беспокоиться о сохранности вымирающих видов, с кислой улыбкой подумал Ким Сынчжо, откалывая от белого халата бейджик с надписью «Президент КИАР» и кладя его на стол в личном кабинете. У людей не было варианта к спасению: космические корабли, летающие со скоростью света, до сих пор не изобретены, так же как порталы и машины времени, а ударная и радиационная волна от взорвавшихся одновременно всех ядерных станций мира и боеголовок на военных складах сотрет человечество раньше, чем оно подпрыгнет на месте. Или же за неё всю работу сделает метеорит. За пять минут постаревший на пятьдесят лет мужчина устало смотрел на мигающие предупредительным красный цветом значки на экране монитора и потянулся к телефону: ему до ужаса захотелось в последний раз услышать голос жены.
Шел второй час ночи, большая часть Сеула спала, не видя того, как не по времени суток светлеет черно-синее полотно безоблачного зимнего неба. Чиён, мучаясь бессонницей и сильной головной болью, зашел на кухню за водой, на ходу давя муравьев, бегающих по экрану его смартфона – бессмысленная игра, не нагружающая мозг. Когда он с удивлением отметил, что может достаточно четко прочитать мелкие буквы на этикетке бутылки с негазированной водой, метеорит вошел в экзосферу Земли и выглядел мерцающей ёлочной игрушкой по размеру больше Луны. Чиён выглянул в окно, и молниеносно дотронулся ладонью до стекла, мысленно хватая смертоносное небесное тело. Он мало что смыслил в астрономии, и вспоминал о ней лишь когда - потехи ради - читал гороскопы, припоминая, что знаки зодиака и эта наука как-то связаны. Чиён мало что знал, но даже этих знаний ему хватило понять, что человечеству вынесен окончательный вердикт Вселенной: «Подлежит уничтожению».
Дрожь пробрала его до костей, особенно когда видимые очертания метеорита стали больше его ладони, все еще прижатой к оконному стеклу, но вторая рука уже набирала знакомый номер. И угораздило же Сынхёна улететь в отпуск в Лондон, думал Чиён, прижимая мобильный телефон к уху с такой силой, словно желал его вдавить себе в череп. Он уповал на то, чтобы станции связи работали, не чувствуя помех, и проклинал медленное соединение международных звонков. Кухня, с Чиёном вместе, окрасилась в розово-оранжевый оттенок. Ему показалось, что уже наступило утро, но прошло не больше двадцати секунд. Чиён ощутил себя закипающим в громадном котле блюда «Последние минуты жизни Земли». Интересно, подумал он, прислушиваясь к шипению в трубке, чувствуя, как подкашиваются ноги, о чем сейчас думают другие люди. Потому что Чиён думал о Сынхёне, о всех так и не приведенных в исполнение поцелуях, которыми ему хотелось его одарить, несказанных словах, и – без какого-либо укола совести – о том, что звонит Сынхёну, а не родителям.
В телефоне неуверенно прозвучал гудок и Чиён понял, что он трус, что ему не хватает смелости встретить свою смерть лицом к лицу. Он позорно отвернулся от окна, упав на колени. Сердце стучало, как отбойный молоток, так что пришлось приложить к груди свободную руку - ту, которая пыталась остановить метеорит, и которая болела так, словно вся кожа на ней сгорела и покрылась послеожоговыми волдырями.
Еще один гудок. Чиёну хотелось прижаться к Сынхёну, сворачиваться до такой степени, пока он не превратится в точку-родинку на его теле, почувствовать себя защищенным, вне одиночества. С улицы послышались первые крики: люди, словно рой потревоженных ос, начали просыпаться и стадно паниковать, потирая заспанные лица. Чиён впервые был рад тому, что наплевал на обещание рано ложиться спать – это дало ему фору в пол минуты. Никогда еще тридцать секунд не были для него такими драгоценными.
Очередной томительный гудок. «Отвечай! Быстрее! Возьми же ты трубку! Иначе я не успею тебе сказать, что…» Что именно? Чиёну годами не хватало силы духа выразить свои чувства, а сейчас, сравнивания свои ощущения с вышедшей из строя каруселью, ему вообще отбило дыхание говорить что-либо. Зарево за окном окрашивалось в красно-желтый, словно по стеклу текла кровь, смешанная с золотом, и Чиён, покрывшись испариной, с ужасом смотрел на свою сгорбленную тень на кухонном паркете.
- Алло, - после мягкого щелчка послышалось на том конце телефона, - Чиён?
На полках стала дребезжать посуда, а незакрытая бутылка воды упала со столешницы, растекаясь неровной лужицей по полу. Чиён бросил на разлитую воду косой взгляд и увидел отображение метеорита, которое уже даже не вмещалось в ней. Сердце вторило увеличивающимся подземным толчкам.
- Сынхён, я… - произнес Чиён, не узнав собственный голос.
- Я сейчас в кафе, пью настоящий английский чай, и у нас тут небо такое странное, розоватое. Выглядит красиво, если бы ты видел, тебе бы понравилось, - произнес Сынхён, прерываемый шипящими помехами, а Чиён чувствовал, как из динамиков телефона в печь, в которую превращается Сеул, крадется лондонская прохлада, смешанная с ароматом чая. – Кстати, вас там не трясет? А то у нас тут вроде как землетрясение.
Он на другом конце планеты и не видит приближающегося метеорита, подумал Чиён с облегчением. На улице безумно кричали люди, пищала сигнализация машин, и слышался треск бетона. Метеорит стремительно проглатывал километры мезосферы, словно удачно пущенный бильярдный шар навстречу цели, а Чиён только и мог, что зажимать рот рукой в попытках не звать, безудержно рыдая, Сынхёна на помощь. Его тень – причудливая карикатура на горбатого демона в объятьях кровавого пламени – стала сжиматься, будто вселялась в своего хозяина.
- Чиён? – послышался в трубке взволнованный голос. - Что происходит?
Последнее Чиён понял уже инстинктивно, поскольку до его слуха долетали только согласные буквы.
- Сынхён! – закричал он что есть мочи, чувствуя, как вибрирует и кренится набок его дом, и его крик, как маленький ручеек, слился с океаном криков половины человечества, наблюдающей за приближением конца света. – Я тебя…
Голоса семи миллиардов людей оборвались в долю секунды. Планета разлетелась на миллиарды кусков разнообразной материи, чихнула квадриллионами сгустков пыли и брызнула лавой, словно набежавшие на скалы пенистые волны. Сила столкновения была настолько мощной, что метеорит и сам разделился на части, пройдя Землю навылет, словно леска жемчужину. Энергии вспышки от столкновения хватило на то, чтобы зажглись даже те звезды, о существовании которых человечество боялось предполагать, заблестели яркими фиолетово-желтыми красками десятки туманностей галактики. Другие планеты вместе с солнцем сдвинулись со своих орбит, словно в ужасе убегая от той участи, которая постигла Землю. Это был ужасающе красивый, завораживающий безысходностью конец света, но не осталось никого, кто мог бы воспеть или изобразить на полотне это смертельное великолепие. Не осталось Земли и букв, из которых можно было бы сложить самое главное недосказанное слово «люблю»..
читать дальшеДжиен выходит на улицу, и останавливается - некуда идти, нечего делать, и наверно, он чувствовал бы себя растерянным, если бы мог. Небо голубое-голубое, вокруг здания Вайджи пусто, только вдалеке машина заезжает на парковку. Блики отскакивают от блестящей черной поверхности, Джиен моргает и отводит глаза. Он вертит зажигалку в кармане, раздумывая, стоит ли вытащить пачку и закурить - сигаретный дым будет виться в прохладном весеннем воздухе, тягучий и пресный, оседать еле заметным горьковатым привкусом на губах. В холле, который Джиен только что оставил за спиной, сидит Сынри, опустив голову и сжимая и разжимая кулаки - Джиен не стал подходить, последнее время они почти не разговаривают. Говорить не о чем, и Джиен порой ловит на себе рассеянные взгляды - каждый тех, кого он считал самыми близкими себе людьми, ушел в себя, перебирая по одному дорогие для себя воспоминания и, может быть, раздумывая, а что же будет дальше. Потом. После. Дэсон уехал к родителям, Енбэ почти не выходил из дома, Сынри просыпался с утра и ехал туда же, куда ехал Джиен, и каждый из них постоянно как будто бы витал в облаках. Наверно, Джиен бы тоже перебирал воспоминания, если бы мог, но почему-то они рассыпаются, как только он пытается вспомнить что-нибудь, что раньше самым логичным и естественным образом складывалось в его жизнь. Стаканчики из-под кофе рядом со студийным пультом, прижатые к губам пальцы фанатки из первого ряда, мокрая футболка после репетиции, улыбка стюардессы в самолете из Токио в Сеул - все это возникает в голове, как кадры из когда-то любимого, но давно забытого фильма, Джиен перещелкивает их один за другим, как каналы на кабельном телевидении, и они не вызывают у него ничего, кроме недоумения. В Сеуле не было только Топа - и это было страннее всего. Он позвонил сразу, как узнал, и Джиен молча смотрел перед собой, слушая знакомый голос и пытаясь представить себе, как слова, которые Сынхен говорит за тысячи и тысячи километров, сразу же оказываются у него в ушах. Сынхен был спокоен и немножко грустен, и где-то глубоко-глубоко внутри у Джиена царапалась маленькая и острая обида, что именно его в эти последние две недели нет в городе. Сынхен знакомо дышал в трубку, делал паузы между словами, изредка гыгыкая, и только после окончания разговора, когда Джиен бездумно глянул на погасший экран, до него вдруг дошло - наверно, это неважно, что его нет рядом. Если можно слышать его голос, который звучит где-то далеко-далеко, и знать, что вот он, Сынхен, совершенно такой же, как и всегда, немножко нелепый, очень красивый и абсолютно родной. А это значит, что он как будто бы рядом, как будто бы совершенно точно знает, что у Джиена на сердце, и легко может взять его за руку, сказать что-нибудь очень обыденное и знакомо улыбнуться своей чуть-чуть ассиметричной улыбкой. Машина доезжает до самого дальнего от въезда ряда и останавливается, мотор глухо урчит, затонированные стекла блестят на солнце, но никто не выходит. Джиен вздыхает, и вместо сигаретной пачки достает телефон. В конце концов, почему бы и нет, если осталось совсем чуть-чуть, и все дела уже переделаны, и ему, наверно, даже не жалко, что все заканчивается именно сейчас. Потому что он знает, что все те рассыпающиеся кадры, которые не складываются в осмысленное кино - они вообще-то были на самом деле. Они существовали когда-то и где-то, они настоящие и живые, а значит, его жизнь тоже - была. И этого, наверное, достаточно. - Привет, - говорит Джиен, и слышит, как на другом конце Топ улыбается. Просто так, потому что он рад слышать его голос. Он всегда этому рад, чтобы между ними не происходило, и какими бы не были отношения на текущий момент. Джиен так привык к этому, что почти никогда об этом не задумывался. Только вот сейчас почему-то вспомнилось. - Привет, - отвечает Сынхен, и Джиену кажется, что где-то глубоко внутри у него осторожно расцветает ответная улыбка, и, конечно же, дело не в словах. Слова в последнее время не значат вообще ничего. - У нас вечер, - говорит Сынхен, - Нью-Йорк очень красивый вечером. Народ почти не выходит на улицы, но они все равно зажигают вывески. Это как в кино, только нет людей. Красиво. - Сынри сегодня плакал ночью, - говорит Джиен, - я слышал. Он плакал и долго не мог заснуть, ходил на кухню, и даже включал компьютер. Я не знаю, что он там ищет, но мне кажется, ему тяжело. Я не знаю, что для него сделать... - Сынри хороший. Скажи ему, пусть не плачет. А то Топ-хен рассердится. Ненадолго, но все равно. Я бы купил ему мороженое, если бы успел вернуться... Правда, самолеты не летают, а доплыть я тем более не успею. Скажи ему вот что - что я куплю себе сегодня мороженое, и пускай он тоже съест. Мое любимое. Джиен кивает, как будто бы Топ его видит, и думает, что, действительно, надо сходить в магазин за мороженым. Вряд ли Сынри от этого перестанет плакать, но может быть, его это немножко отвлечет. - Я сегодня писал песню, - говорит Джиен, - она грустная, но мне кажется, что светлая. Она лежит на столе, и я даже не стал записывать аккорды, но мелодия все время крутится у меня в голове. И я оставил куплет для тебя. Там должно быть что-то про то, что мы ни о чем не жалеем, и что было так много хорошего, что сложно вспомнить. И что когда-то будет что-то новое, и это тоже будет хорошо. Подумай, ладно? - Я подумаю, - серьезно обещает Сынхен, - ты бы лучше скинул мне мелодию, кусочек хотя бы, как я без ритма?.. Джиен ковыряет носком ботинка асфальт и соглашается. - Окей, я запишу, и отправлю. Там гитара, а потом немного клавиш, это чуть-чуть похоже на Blue, только потише и спокойнее. - Угу, - Топ тягуче вздыхает в трубку и шуршит, как будто перекладывает ее к другому плечу. - Знаешь, мне кажется, мы все как будто зависли, как в компьютерной игре. Я вчера гулял по городу, там, где снимался для Келвина Кляйна, и встретил девочку. У нее были большие-большие глаза, и она так посмотрела на меня... Не знаю, как сказать. Но как будто в другом времени, знаешь? - Как будто в тишине тикают часы, а тебе кажется, что тихо везде, не только вокруг тебя? - Да, вот точно. Как будто она смотрит, и на самом деле это очень долго, а потом ты моргаешь, и кажется, что только что прошел час. Она красивая... Но я не стал знакомиться. - Да, - кивает Джиен. Дверь черной машины открывается, и из автомобиля выбирается молодой мужчина в черном костюме, на ходу закрывая кожаный портфель. Он торопится, поправляет волосы и направляется к зданию, солнечный свет обливает его с головы до ног, и Джиену кажется, что он навсегда-навсегда запомнит эту деловитую походку, ощущение необходимости переделать еще чертову кучу дел, которое распространяет вокруг себя этот серьезный молодой человек. Он абсолютно не вписывается в окружающий опустевший мир, кучу свободных парковочных мест, отсутствие охранника на входе в здание Вайджи, но он улыбается так просто и уверенно, как будто ему совершенно точно есть зачем жить, даже если этого жить осталось всего полтора дня. Джиен вздергивает бровь, ловит его улыбающийся взгляд, и поднимает ладонь, как будто они знакомы сто лет, а вечером обязательно будут обсуждать концепт грядущего камбека. - Знаешь, я, наверное, пойду за мороженым. У нас тут только два магазина работают, и самый близкий - через два квартала. Вдруг Сынри куда-нибудь уйдет. Они оба, Джиен и Сынхен, знают, что Сынри никуда не уйдет, но Сынхен согласно сопит в трубку. - Ты позвони, как у вас совсем стемнеет, - говорит Джиен, - мы наверно в это время обедать пойдем, поговоришь с Сынри, угу? - Да. Я позвоню. Обязательно. Джиен нажимает отбой и убирает телефон в карман. Там у него лежат деньги, и их должно хватить еще на стаканчик кофе из автомата.
Когда он возвращается в офис, Сынри все так же сидит в холле, опустив голову. Джиен вздыхает и думает, что надо бы его поругать, но это потом. А сейчас он подходит, опускается перед ним на корточки и протягивает мороженое. - Хен велел купить тебе. Он сказал, что рассердится, если ты будешь так переживать. Это его любимое. Сынри поднимает глаза на Джиена, они очень большие и очень глубокие, и в них непонятное Джиену выражение, очень серьезное и почему-то ласковое, а потом несмело улыбается. Он берет мороженое в руки, Джиен обходит скамейку и садится позади него, обхватывая макне за талию. Джиен кладет подбородок ему на плечо, а потом прячет лицо в отворотах Сынриевой куртки. Сынри смотрит вперед, прямо на появляющееся солнце в стеклах от пола до потолка, и разворачивает мороженое.
читать дальше- Тыкакогохренанеподнимаешьтелефон, козел?!!! - Заорали в трубку на грани истеричного визга, как только Сынхен разлепил глаз и подтянул к уху вибрирующий телефон. - Я.. - Твою мать! Твою мать.. Я уже тут всё передумал.. - голос Чиена дрогнул. - Я.. - Блять, ты. Да! - Чиен все еще пытался подавить в себе испуг и радость. - А что.. Что случилось? - Сынхен, проснись! Погляди в окно!! - Но три часа ночи.. - Сынхен, погляди, мать твою, в гребаное окно! - Ща.. - Сынхен медленно сполз с кровати и откинул плотную занавеску. - Это что за?.. - За окном на темном небе творилась какая-то чертовщина, звезды плясали и скакали в каком-то бешенном хаотичном танце. - Хер знает! Но это везде! Понимаешь.. - И у тебя.. там? - ВЕЗДЕ! По всему миру, тупое бревно! - Бля, Чиен.. - Сынхен почувствовал приступ гнева на оскорбление - Что?.. - голос Чиена напротив отозвался устало и тихо. - Я.. - Сынхен осекся. Тут какая-то хрень творится, неужели, они сейчас начнут ругаться, как всегда? - Слушай.. Ты в порядке? - Почему-то произнесли губы. - Да, я у себя в номере. Вышел курнуть, и вот.. - А что говорят в новостях? - Ну, что нам кабзда. - Всем?.. - Ага. - невесело отозвался Чиен. - Всем. - Но я.. - И я. Но нас не спросили. - Бля.. - Сынхен завороженно наблюдал за звездами на небе и молчал. Чиен тоже молчал, слушая чужое дыхание. Такое спокойное, уверенное. Не то что он сам, сжимающий майку на себе до побеления. - Мы умрем? - наконец произнес Сынхен. - Ну.. не знаю. Похоже, да. - И даже.. Даже больше не увидимся?.. - Нет. - произнес Чиен с заминкой. - Но я так не согласен! Это не справедливо! Чиен, это не правильно! За каким хером ты поперся в этот чертов Лос Анджелес, вот зачем, а?! - Я не знал! - Не знал он! Ненавижу, когда ты ничего нихуя не обсуждаешь со мной! - Но я.. - Блять! - прервал Чиена Сынхен. - У нас тут.. огненный шар летит. Прямо сюда. - Что?.. - Ну.. всё. - Эй! Эй, стой! Сынхен, пожалуйста! - Не надо. Ты.. не плачь, ладно? - Да пошел ты, кто плачет?! - голос Чиена задрожал. - Всё хорошо. Я рад.. что ты сейчас со мной. Хорошо, что позвонил..- выдохнул Сынхен. - Сынхен! - Что?.. - Я же.. Я же не показал тебе твой подарок на Рождество, и.. и не.. Я так давно не обнимал тебя. - Я тоже соскучился! - Согласно кивнул Сынхен, старась перекричать нарастающий гул. - Ты же знаешь, что я.. да? - Знаю.. - Слушай, я же.. ну не мог.. и вот.. блять.. Ну ты же, ты же знаешь, да? Как я.. и ты. Я все понял.. тогда. Сразу! Я просто.. Ну. Боялся я.. - Я знаю.. Пока, малыш. - Сынхен как в тумане отнимает трубку от уха и нажимает сброс. Не за чем Чиену слышать то, что вот-вот случится. Гул уже такой, что Сынхен едва может слышать собственные мысли в голове.
Не осталось Земли и букв, из которых можно было бы сложить самое главное недосказанное слово «люблю».. Очень крутое исполнение. И это напряжение, нарастающее постепенно А еще мне песня под настроение попала читать дальше Listen or download Leona Lewis Alive for free on Prostopleer
Note. КИАР - Корейский институт аэрокосмических разработок, Ким Сынчжо - его президент.
читать дальше
Спасибо огромное за работу!
не заказчик.
не з.
читать дальше
читать дальше
Очень крутое исполнение. И это напряжение, нарастающее постепенно
А еще мне песня под настроение попала
читать дальше
з.